Два звонка до войны - Сергей Пилипенко

Проводник, как ни странно, оказался на своем месте и с энтузиазмом взялся за дело, то и дело, приговаривая про себя словами:

– Сейчас, сейчас. Я вам такого чайку заварю. Еще долго помнить будете. Он у меня бакинский, настоящий. Можно сказать, с давних времен припасен. И малинка у меня найдется. А что, девушка приболела, – внезапно обеспокоился он, ссылаясь, как и полагается, при этом на малину.

– Да, нет, слава Богу, здорова, – ответил ему Молчун, можно сказать, машинально, – просто так, ей чего-то захотелось чаю с малиной.

– Ну и хорошо, – согласился с этим проводник, – вы, чай, в Бога веруете, раз так говорите, – обратился он уже лицом к нему, совсем непохожим уже на то, что он показывал предыдуще.

Видимо, похмелье прошло, и здоровье несколько наладилось. Да и рабочая униформа была вся при нем, да так, что и придраться было нельзя.

– Какие разительные перемены, – подумалось вдруг Молчуну в связи с этим, – абсолютно другой человек. И сам не такой, и разговор другой. Что значит, трезвый. Эх, матушка Россия, сколько вот таких пребедных в душе своей в той же темноте пребывают. И вызволиться оттуда им тяжело. Все равно, как похмелье тяжелое. Водочка-то засасывает и потихоньку уничтожает человека.

– В Бога, это хорошо, – внезапно снова обратился к нему проводник, делая на ходу тот самый чай, что обозвал бакинским, – я сам верующ, да вот только в церковь не хожу. Мольбу внутренне пускаю, – и при этом неожиданно мужчина обронил слезу, едва-едва не угодя в подставленную для кипятка чашку. Но давняя привычка сработала отменно, а потому, слезинка туда не попала, да и сам проводник внезапно изменился в своем лице.

– Ой, что это вдруг я так расплылся. Вроде бы и не потреблял ничего.., – сокрушился он самостоятельно от такой своей небрежности, – да, вы не переживайте, в чай не попало. А хотите, я сейчас переменю.

И он тут же, невзирая на жест Молчуна, быстро сменил чашку и проделал то же самое повторно.

– Это я так, извините. Слишком уж мне больно то все созерцать, когда Бога, сведущего во всех делах наших, так многие люди попирают. Не правильно то. Власть властью, хоть какая. А Бога при том трогать не надобно. Мы все за советы. Дали они землицу нам, да и жизни немного прибавили, чего уж там греха таить, – и мужчина при этом трижды перекрестился, немного наклоняя голову вперед, – за это, конечно, им огромное спасибо и великий поклон до земли. Но вот церкви-то рушить не надобно было. То святое. Еще от той старой Руси осталось. Не одни мы так прожили под знаменем тем небесным. А тут флаг красный повесили. Лик господний исчез со многого. Это и убытку принесло много здорового.

– А какого? Позвольте, полюбопытствовать, – прерывая его монолог, неожиданно проснулся в Молчуне живой интерес к этому весьма простому и, судя по всему, малоприятному мужчине, в особенности, когда он выпьет.

– Да, как какого? – повернулся снова в его сторону проводник, глядя на него с красными прожилками сероватыми глазами. – Вон, в году прошлом, сколько мы урожая не досчитались. Видите ли, погода не благоприятствовала. Так объясняют. А как же в старину с тем боролись. Да, просто. Молились все и в церковь общиной ходили, чтоб грехи замолить, и чтоб Бог нам погоду расхорошую прислал. Так вот и жили. Хоть и техники такой не было, да вот с голоду, как во многих годах сейчас чуть ранее было, не мёрли. Так-то вот, мил человек. Сам-то кем будешь. Верховодишь, али так, просто чиновником обзываешься.

– Да, нет, простой я, батя. С простых людей и корни мои по-своему деревенские. Просто в город сызмальства попал, да и жизнь городская несколько влачила к себе. Так вот и получилось, что теперь тружусь за границей и лишь иногда бываю там, где сам дом родной.

– Сам-то откуда будешь? – спросил проводник, наконец, переставляя чашки на поднос и выставляя туда же небольшую посудину с вареньем.

– Да, из Горького я, из области, – снова соврал Молчун, но деваться было некуда.

– А знаю, бедноватый край. Люди измором когда-то уходили и все по той же причине.

– Что, опять Богу не угодили чем-то?

– Нет, Богу не нужно угождать, его почитать надобно. Так нас учили. Не знаю, уж чему там, в советских школах учат, но я почитай, три класса церковного ведомства прошел, да и то кое-что, можно сказать, знаю. По крайней мере, на благо себе и тому же народу тружусь. Но Бог не в обиде. Хоть в церковь и не обращаюсь, да в душе своей чту, молитвы читаю и всяко призываю себя самого к совести. То и исцеляет меня иногда, то от пьянства беспробудного, то просто от сглазу какого людского. Вот так и живу, в Бога верую, да никого и не обижаю. А вот вам и малинка с чаем. Прошу отведать. Благодарить потом будете за чай мой. Сегодня такого не взыщите. Это я из своих старых запасов вам даю, как для особых пассажиров. Раньше тот чай по машинам, как сейчас, не ходил. Рука человеческая его собирала и бережно сохраняла. Потому и вкус его другой. Вот так-то, человек служивый, – и с этими словами он протянул поднос прямо в руки Молчуну.

– Спасибо, а может, с нами также отведаете? – пригласил он проводника к столу.

– Да, нет же. Вы там одни, дело-то ваше молодое. Может, что и заблагоразумится потом, погодя еще. А я сам уже себя чайком потчевал, так что благодарю за приглашение, – и мужчина немного поклонился вперед.

– Ну, что ж, коль отказываетесь, то уж извиняйте, пойду даму угощу. Пусть, порадуется вашему чаю.

Сказав так, Молчун направился к своему купе, стараясь идти осторожно, чтобы не пролить ни капли драгоценного напитка.

Дверь оказалась закрыта, а потому, придерживая поднос одной рукой, он постучал другой и, шутя, произнес:

– Обслуживание, открывайте, чайком угощаем.

Люся открыла перед ним дверь и пропустила к столу, на котором к этому времени, помимо пирожков появилось и еще что-то весьма более существенное.

– Поедим, как следует, – коротко бросила она и прикрыла купейную дверь, – а то неизвестно, когда в следующий раз есть придется. С этой заграницей ничего не поймешь. И есть не понятно что, да и деньги другие.

– Это верно. Но вы не беспокойтесь. Вот, поедим и я вам все объясню. Страшного ничего нет, просто нужно немного привыкнуть.

– Ну, ладно, давайте покушаем вначале, а затем вернемся к нашему разговору, – произнесла девушка и как заправская хозяйка пригласила его к столу.

– Вот отведайте: и того, и другого. Мама все приготовила, но я ведь не съем столько, а оно пропадет. Да и не нужно было. Только вот мама настояла. Думала, что я с кем-то еще поеду, а вдруг, у них еды не окажется. Вот и угостятся, – как бы оправдываясь, сказала Люся, и они вместе приступили к еде.

– А, кстати, – уже после аппетитного обеда и даже немного устало, спросил Молчун, – а почему вы едете одна на это ваш, как там.., семинар или симпозиум? Что, других с докладами не нашлось?

– Нет, почему же? Есть и другие, но они уехали немного раньше, чтобы, так сказать, лучше подготовиться, а моя тема более проста, потому я и выехала последней.

– Ясно, – коротко и по-мужски бросил разведчик, принявшись убирать со стола, как то и подобает тому, кого, соответственно, накормили.

– Что вы, что вы, – запротестовала Люся, – не нужно. Я сама все уберу. Это женская работа. К тому же нужно пересмотреть, что выбросить, а что на некоторое время оставить. Может еще доведется чаю испить, дорога ведь дальняя.

Молчун отступил в сторону, предоставив ей самой право разобраться с оставшимися продуктами и едой, которые еще могли вполне пригодиться, учитывая то, что до места назначения они еще доберутся совсем нескоро.

– А вы до самого Берлина поедете? – неожиданно спросила Люся, внезапно обернувшись прямо к нему лицом.

– Нет, я выйду немного раньше и сделаю пересадку. Но это совсем недалеко от самого Берлина. Так что вам беспокоиться не следует. Всего сорок минут, и вы прибудете на место.

– Да, а жаль. Я все-таки хотела бы, чтобы вы меня немного поводили по городу. Ведь все-таки первый раз.

– Ничего, справитесь, а как у вас с языком? Какие знания немецкого?

– О, с этим проблем нет. Еще в детстве я отличалась тем, что очень хорошо все запоминала. Потому, язык я, можно сказать, выучила досконально. Во всяком случае, говорю практически на каждом диалекте, который присутствует в самой стране.

– Да? – внутренне удивился вполне искренне Молчун такому совпадению, но вслух добавил:

– Это интересно. А кто вас учил?

– Никто. Я сама. Просто читала разные книги и разговаривала с людьми. У нас ведь премного немцев. Я, правда, не говорила вам, что с Поволжья. Это сейчас я в Москве. А раньше мы жили в Саратове. Там полно немцев. Вот я с ними и разговаривала.

– Действительно, хорошая школа, – невольно восхитился знаниями девушки Молчун, – к тому же дает возможность понять самих немцев просто, как людей с традициями и всем прочим.